Черный хрусталь - Страница 37

Тяжелая дубовая дверь глухо ударила за моей спиной. Несмотря на то, что солнце было закрыто от меня массивной кормовой надстройкой, я все же прищурился – долгое пребывание в полумраке каюты отучило мои глаза от света. Судно вдруг переменило галс, с правого борта полилось красивейшее оранжево-золотое сияние, и я с недоумением разглядел женскую фигуру, стоящую возле фальшборта. Это была Телла. Нашаривая в кармане сладкий сухарь, я подошел к ней – девушка, ощутив мое приближение, порывисто обернулась, солнце засияло в ее темных глазах.

– Я думал, вы с Утой в каюте… а вы здесь.

– Она спит. Уснула сразу же, едва мы снялись с якоря.

– Да, она любит море…

– Любит? Вы хотите сказать – любит спать под парусами?.. Заметьте, вы первым перешли на «вы»…

Я вытащил наконец сухарь, глотнул вина и небрежно дернул плечами.

– Прости. Это у меня бывает – излишки дворянского воспитания. Впрочем, рядом с Эйно это скоро пройдет. Уже проходит… как красиво, правда?

Она посмотрела на сверкающие волны и ответила мне улыбкой:

– Я стою здесь уже больше часа и все смотрю, смотрю… мне часто приходится путешествовать на корабле, и всякий раз я не могу насладиться морем по-настоящему.

– А мне, наверное, предстоит наслаждаться им несколько месяцев кряду. Эйно собирается в очередной поход. До сих пор не могу понять – нравится мне это или нет. Правда, на «Бринлеефе» море ощущается совершенно иначе. Такая махина, он идет по волне как утюг, даже не качается… Когда я увидел его в первый раз, просто не мог поверить, что такое возможно. У нас все корабли гораздо меньше, в основном, такие, как этот. Куда ты… – я запнулся, – отправишься после того, как покинешь Лоер?

– Нас ждет новый театральный сезон. Сейчас начинается время храмовых праздников, и во всех крупных городах будут целыми неделями пить и веселиться. Для нас это самое лучшее время, ну и еще надо заработать на зиму – зимой мы обычно репетируем новые постановки, а жить ведь надо… правда, мы богатая труппа, у отца какие-то дела в разных местах, и его считают богатым человеком. Кое-кто говорит, что он давно мог бы бросить ремесло и жить в свое удовольствие, но держится потому, что привык к славе и уже не может без актерской жизни. Ты знаешь, он ведь и сам кое-что пишет…

– Кое-что – это что? – не понял я.

– Пьесы, короткие инсценировки для рассказчиков в жанре «рэ». Только пьесы у него иногда получаются какими-то странными, и не всегда их ставят. Например, в последний раз он написал пьесу о демонах, обманувших людей, которые вынуждены теперь возвращать отнятое. Странно так, знаешь… я прочитала и ничего почти не поняла.

Я встряхнул кувшин, прислушиваясь к тихому плеску вина. Как ни странно, но сейчас мои мысли все больше занимало предстоящее путешествие, и даже близость Теллы не могла отвлечь меня от него. Безусловно, об окружающем нас мире князь Лоттвиц знает куда больше моего, но все же – как он надеется разыскать этот страшный и загадочный череп в таинственной, бесконечно далекой стране, кишащей религиозными фанатиками и совсем уж сумасшедшими кхуманами? Я поежился. Неужели мне придется скитаться среди бесконечных снегов, испытывая на себе все прелести ледяных ветров, вечного тумана, который, как мне представлялось, обязательно должен укутывать собой глубокие, мрачные ущелья?..

Бриз взъерошил мои волосы. Видя, что я впал в задумчивость, девушка пожелала мне спокойной ночи и ушла в свою каюту.

* * *

Мы входили в порт в тот час, когда долгие пеллийские сумерки уже готовятся к переходу в ночь. Эйно проявлял нетерпение. Он расхаживал по юту, то и дело поглядывая на свой карманный хронометр и перебрасывался короткими фразами со шкипером – рослым, невозмутимым мужчиной в парусиновой куртке и видавшей виды шляпе с линялым пером. Едва впереди показался торговый причал, князь выколотил о поручень свою трубку и приказал нам готовиться к высадке на берег. Он именно так и сказал – «к высадке», и хорошо поняв его, я рванул в каюту за своим саквояжиком. Телла и Ута уже были наверху.

Перебравшись на сушу, мы погрузились в появившийся из темноты экипаж, Эйно прокричал вознице адрес и посулил золотой за скорость – а потом, повернувшись к нам, впился в Теллу требовательным взглядом.

– Сейчас, как только мы въедем в замок, ты начинаешь гримировать своего кавалера – так, чтобы его не смогла узнать ни одна живая душа. И гримируешься сама. Будете изображать юную супружескую чету. Краски, всякие мази, все это тебе дадут. Времени тебе полчаса. Вживаться в образ будете по дороге.

– Мы куда-то едем? – встрепенулся я.

– Едете… правда, недалеко. Я предпочел бы, чтобы вы поехали верхом, но, учитывая, какой из тебя всадник, придется посылать вас в карете. В горах перемените транспорт и вернетесь уже на лошадях… без груза. Ты должен получить мои деньги, ясно? И без всякой охраны. Не бойся, бандитов у нас тут немного. Если что, зови стражу. Не струсишь?

Я поежился. Деньги! Славное дело! Насколько я мог разобраться в мельком увиденных векселях, в звонкой монете эта сумма тянула на приличный вес и объем. Тащить с собой мешки? В горы? С Теллой? Я отнюдь не был уверен в твердости ее духа, да что там ее – мне и самому не очень-то улыбалось тащиться куда-то ночью с кучей монет и, возможно, драгоценностей. Но что я мог сделать?

– Не струшу, мой господин. Было бы неплохо, если бы вы дали мне ружье.

– Что хочешь, хоть пушку. Мой друг Алазан вполне может опротестовать свои бумажки – уже к завтрашнему утру, и тогда никакие мои друзья не помогут нам добыть эти деньги. И еще… все должно выглядеть так, чтобы никто, ни один клоп не мог заявить потом, что именно я, Лоттвиц князь Лоер, эти векселя закрыл. Ни я, ни мои люди – а кроме вас, мне сейчас доверять некому. Я мог бы дать вам охрану из числа слуг или матросов с «Брина», но это…