– Ага, – проговорил Даласси, – правильно…
Из казармы выбежали четыре человека с карабинами и встали по обе стороны от ворот. Молодой слуга, сжимавший в кулаке несколько серебряных монет, оттянул засов решетки и завозился с дверью. Раздался знакомый мне ржавый скрежет. Я перевел свой взгляд на подъемный мост. Монахи что-то сказали слуге, старший взмахнул посохом, принял подаяние и решительно повернулся. Я увидел, как блеснули на солнце его глаза, – порыв ветра слегка сдвинул капюшон на затылок, и я успел рассмотреть его лицо, темное, с длинным крючковатым носом и печально опущенными уголками рта. На какой-то миг мне почудилось, что наши взгляды встретились, но монах уже шел по серым доскам, удаляясь к лесу…
– Представление окончено, – решил Даласси, пробираясь к лестнице.
Эйно мы встретили во дворе.
– Они мне очень не понравились, – сказал он. – Пришли, получили и ушли… странно. Самое странное то, что пришли они со стороны лиманов, а ушли – в лес. Барон, – повернулся он к вышедшему из башни Визелю, – я видел, как утром слуга нес свежую рыбину. Он выловил ее с берега?
– Нет, у нас есть небольшая лодчонка. Вы хотите отправиться на рыбалку?
– Мне нынче не до рыбалки. Мне нужна длинная веревка и грузило. Найдете?
– Сейчас прикажу… но для чего?
– Я должен промерить глубины у берега. Мат, мы пойдем вместе с тобой. На всякий случай возьми длинностволку и еще карабин.
Большой штуцер я реквизировал у Бэрда. Услышав, что мы собираемся выйти в море, он сочувственно засопел и выдал мне маленькую фляжку – оказывается, ему уже удалось наладить взаимоотношения с управляющим, и тот охотно поставлял наемникам выпивку.
– Дрянь, конечно, редкая, – сказал он про содержимое фляжки, – но согреться поможет. Непонятно, из чего они это делают? По вкусу так из опилок… дерьмовая страна.
Бэрд сидел возле большого очага, время от времени поворачивая вертел с надетым на него гусем.
– Два золотых, представляешь? – пожаловался он. – Скряги, накажи их небо. Если мы просидим тут месяц, князю придется увеличить плату. Ты ему скажи, не забудь уж – а то мы тут разоримся.
– Погоди, – опешил я, – а вас что, не кормят?
– Да кормить-то кормят, – сморщился Бэрд, – но на таком холоде их пайкой не согреешься, нет уж. Приходится за свои покупать, а цены эта сволочь дерет такие, что глаза на лоб лезут.
– Это еще, в сущности, не холодно, – усмехнулся я. – У меня дома морозы бывают – да… ну ладно, пошел я, хозяин ждет.
Эйно уже проявлял нетерпение. Возле него мялся с ноги на ногу слуга в меховом кожухе, державший в руках весла.
– Идем, – князь зябко передернул плечами и подтолкнул парня в спину, – скажи ему, что мы готовы. Куда идти?
Я перевел.
– Есть выход к морю, – ответил слуга, указывая рукой куда-то за птичник.
Мы пересекли двор и подошли к небольшой будке, пристроенной прямо к каменной стене крепости. Слуга снял с пояса здоровенный ключ, всунул его в лоснящийся от масла замок и распахнул тяжелую дубовую дверь. Резко завоняло рыбой. В будке оказались сети, сачки и прочее рыболовное снаряжение. Пригнувшись, парень завозился в темноте. Щелчок – и мы увидели неяркий свет.
– Там заросли, – объяснил слуга, – снаружи эту дверь не найти.
– Будь уверен, найдут, – помрачнел Эйно и шагнул к тесному лазу.
От моря нас отделяли два десятка локтей. Прыгая по скользким камням, мы подтащили к воде обнаруженную в кустах лодчонку, и Эйно столкнул ее в пенную волну.
– Запрыгивай, – скомандовал он.
Замочил я одну только правую ногу, да и то чуть-чуть: мои сапоги были проклеены на совесть. Сев на весла, я подождал, пока в лодке окажется Эйно, и начал грести.
– Парень, – вдруг заговорил князь, когда мы удалились от берега на сотню локтей, – слушай меня внимательно. Тебе многому придется научиться. Я кое-что расскажу тебе, и еще – дам все необходимые книги. Но я могу и не успеть объяснить тебе все, что должен, и тогда твоим учителем станет Иллари. Ты должен будешь делать все, что он тебе скажет, понял?
– Вы можете не успеть? – поразился я. – Что вы имеете в виду?
– Я умираю. Не переживай, умирать я буду еще долго. Может быть, даже год… мне нельзя было плыть сюда – лихорадка ю-ю не лечится, но постоянное пребывание в теплом климате растягивает процесс на годы, иногда даже на десятилетия. Но у меня, – он опять поежился, – выхода не было. Ты пока еще не понимаешь, насколько важно то, что мы с тобой делаем. Этот Череп… будь он проклят, лучше б его не было вовсе – так вот, он может стать товаром. И станет, но чрезвычайно важно, кто будет продавцом, а кто – покупателем.
– Не понимаю, – признался я. – Совершенно… вы хотите его кому-то перепродать?
– Да, разорви меня демоны. Но это должен сделать я, а не они, ты понимаешь?
– Вы говорите о кхуманах?
– Именно. У меня нет никаких свидетельств, только догадки. Святые и грешники! Хорошо бы мне ошибиться! Так вот… ты станешь посредником. Но если с Черепом все будет в порядке, то мы и сами сможем заключить свою сделку и получить свою цену.
Посредником? О чем-то таком говорила Ута, когда, напуганная штормом, впервые оказалась в моей постели. Я нахмурился, пытаясь найти смысл в странных словах князя, но он, поглядев на удаляющийся берег, вдруг приказал остановиться.
– Ну-ка, посмотрим, – вытащив припасенную веревку с глиняным грузилом, на которой через равные промежутки были завязаны узлы, он опустил свой самодельный лот в воду. – О, здесь, кажется, хорошо… давай греби мористее.
Я вновь налег на весла. От меня едва не валил пар, согрелась даже моя промокшая нога, сперва отчаянно мучившая меня.