То ли мы двигались слишком быстро, то ли основной отряд что-то задерживало, но пока я никого не видел.
– Долго они, – сказал я. – Спят на ходу, что ли?
– Не спешат, – начал Бэрд – и в эту секунду сзади грохнул выстрел.
Все, что я успел, это увидеть, как валится лицом в костер уже мертвый Лернэ. Мгновение спустя в голове взорвалась тысяча бомб сразу, и наступила тьма. Я даже не понял, с какой стороны на нас напали…
Холод, дикий холод. Еще.
Открыв глаза, я увидел перед собой носик давно не чищенного медного кувшина, из которого на мое лицо лилась невыносимо ледяная вода. Я зафыркал и попробовал встать, но мне это не удалось – я был привязан к своему ложу.
Стоявший надо мной человек перестал лить воду и отошел в сторону. В желтом свете нескольких масляных ламп я увидел узкое, неприятно белое лицо – белыми были брови и ресницы, белой была короткая бородка и длинные, чуть не до плеч, баки. Белый наклонился ко мне – меня обдало смесью винных паров и чеснока, – и произнес:
– Развяжите его.
Он говорил на западном диалекте языка рашеров, и я понял его с первого раза. Чьи-то ловкие пальцы сняли опутывавшие меня веревки, я попытался сесть, но тут же со стоном повалился обратно на деревянный топчан. Вероятно, я слишком долго пробыл в таком «смотанном» состоянии. Ожидая, пока восстановится кровообращение, я наскоро осмотрелся. По-видимому, я находился в каком-то подвале. Стены и пол были сложены из влажных на вид каменных блоков, никаких окон или бойниц я не заметил. Это был глухой каменный мешок, освещавшийся несколькими грубыми лампами, свисавшими на цепях с бревенчатого потолка.
– Ну что, оклемался? – бесстрастно спросили меня. – Ты понимаешь, что я говорю?
– Понимаю, – ответил я и сел, разминая запястья.
– Это хорошо.
Белый уселся на небольшой стол в углу помещения и задумчиво посмотрел на высокого, очень худого человека в длинном сером плаще, который изваянием застыл возле окованной ржавым железом двери.
– Если ты ответишь нам, где Визель, мы отпустим тебя и ты сможешь вернуться туда, откуда пришел.
В словах Белого не было и намека на какие-либо эмоции, однако они подействовали на меня сильнее любого крика. В одно мгновение я пережил страх, сменившийся коротким моментом слабости, – а потом вдруг пришло безразличие.
Все равно они будут меня пытать, сказал я себе, ощущая, как холодеет живот. Даже если бы я знал, кто такой этот самый Визель – какая разница? Все равно… можно лишь надеяться, что я умру раньше, чем они насытятся моей болью.
Проклятье!
Нет, мне не хотелось умирать. Мне даже не верилось, что я могу вот так вот взять и подохнуть в этом сыром подвале… подохнуть тогда, когда передо мной расстилалась манящая дорога целой жизни, сулящая так много. Мое «я» бунтовало перед объективной реальностью, оно не хотело верить в то, что все кончено, что не будет больше ни закатов, в которых солнце нежно целуется с морем, ни шипения волн под форштевнем, ни новых стран, ни долгих дорог. На секунду мне показалось, что мое сознание превратилось в трескуче рвущуюся ткань – сейчас полотно разорвется надвое, и я проснусь, увидев рядом с собой лица друзей. Но это был не сон.
– Кто такой Визель? – почти машинально спросил я.
– Возможно, ты знаешь его под другим именем, – покачал головой Белый. – Я говорю о человеке, который приобрел в Шахрисаре некую реликвию, известную как Черный Череп. Раз ты здесь – значит, ты знаешь, где он. Говори, и ты сейчас же уйдешь отсюда.
– Дайте мне вина, – попросил я. – У меня болит горло.
Белый коротко кивнул, и длинный, распахнув стоявший у стены темный шкаф, достал оттуда зеленую длинногорлую бутылку. Вино, как я и ожидал, оказалось довольно пристойным. Прежде чем у меня его отобрали, я, давясь, успел выхлебать больше половины.
– Хватит, – произнес Белый. – Говори.
– Я не знаю, кто такой Визель, – честно признался я. – И я не знаю, где он. Мы ищем Череп, это правда, но я совершенно не знаю, что происходит в голове моего господина – или вы думаете, что он делится своими планами с мальчишкой-лекарем?
– Ты не лекарь, – уверенно заявил Белый. – Ты его наперсник, как это принято в Пеллии, поэтому ты должен знать все. Если ты не захочешь говорить, я смогу заставить тебя.
Я снова ощутил холод в животе.
Белый относился к ненавистной мне категории людей, живущих некими абсолютными убеждениями. Переубедить такого невозможно в принципе. Если однажды он поверил, что вода сухая, то хоть лей на него, хоть топи его – он утонет, уверенный в том, что утонуть в песке невозможно.
Однажды в Шаркуме оборванный мальчишка увидел, как я поспешно примчался на совет очень серьезных людей, и теперь они – те, кто охотится за Черепом так же, как и мы – убеждены, что я не просто лекарь, а наперсник, доверенное лицо «большого человека». В чем-то они, конечно правы, но мне от этого не легче. Я в любом случае не знаю, где находится проклятый Визель, купивший череп у загадочных кладоискателей, которым посчастливилось найти затерянный в Марибе Кипервеем.
Пытаясь быть предельно убедительным, я объяснил это Белому. На него мои слова произвели где-то такое же впечатление, как и потрескивание дрянного фитиля в висящей под потолком лампе.
– Хорошо, – просто сказал он и снова кивнул длинному.
Тот молча толкнул дверь и вышел. Сперва я решил, что Белый хочет говорить со мной без свидетелей, но он все так же молчал, бесстрастно глядя на меня, и в моей душе зашевелился ужас. Дверь распахнулась – на пороге стояла… Ута!
В этот момент я допустил ошибку, напрочь отрезавшую мне какие-либо пути к отступлению. В моих глазах появились слезы.