Черный хрусталь - Страница 22

– Они не слишком любят стрельбу, эти вояки, – улыбнулась девушка. – У них есть что-то вроде кодекса чести: человека с мушкетом здесь презирают.

– Тогда их скоро завоюют варвары, – хмыкнул я. – А Саския и все остальные не забудут оторвать свой кусок.

– Многие так думают, – согласилась Ута. – Но никто не решается напасть первым.

– Мою несчастную империю тоже боялись – долго… А потом выяснилось, что бояться совершенно нечего: знать труслива, войска обленились и не умеют драться. Когда варвары ударили, они прошли сквозь королевские полки, как нож сквозь масло. Мечами и пиками ничего нельзя сделать против гренадера с ружьем.

Двигаясь вдоль набережной, мы скоро оставили причалы за спиной. Впереди лежал большой морской рынок. Здесь можно было купить все на свете, и торговля не прекращалась ни днем, ни ночью. Мы с Утой оставили коней под присмотром нескольких вооруженных стражников и погрузились в узкие «улочки» торговых рядов. Я с удивлением разглядывал странные переливчатые ткани, разнообразное оружие и утварь, совершенно не похожую на ту, которой я привык пользоваться – а потом мы оказались в рядах, торгующих живым товаром. Ута, морщась, потянула меня назад, но мне было интересно решительно все – и я, оставив ее возле лавки с редкими южными безделушками, шагнул в этот угол рынка, где смеющиеся купцы, завидев прилично одетого юношу, наперебой принялись выталкивать ко мне молоденьких девушек, бесстыдно задирая им юбки и стягивая с груди платья. Я покраснел как рак и приготовился искать пути к отступлению: товар, возможно, был хорош, но я воспитывался в совершенно другой стране и не мог не оторопеть от такого цинизма.

– Нах, нах, – зашипел я шахрисарское «нет» и попятился назад – а в этот миг кто-то резко толкнул меня, я пошатнулся, и на голову мне упал то ли плотный платок, то ли мешок.

Все мои страхи, связанные с опасностью быть плененным, ожили, заставив меня отчаянно заверещать. Руки, еще свободные, судорожно зашарили по поясу, вот правая нашупала курки пистолета – я уже чувствовал, что меня куда-то тянут, сильный удар по колену едва не сбил меня с ног – и я, подняв пистолет на уровень живота, разрядил оба ствола. В ответ раздался отчаянный крик, перемешанный с чьми-то возмущенными воплями. Воспользовавшись тем, что руки моего противника разжались, я вывернулся из мешка. Передо мной корчился в луже собственной крови низкорослый темнокожий мужчина в какой-то серой хламиде. Пули выворотили ему кишки, и он сучил ногами, пытаясь всунуть их обратно, – а рядом с ним, подняв кривые сабли, стояли еще двое, одетые как моряки из северных стран, в темные холщовые куртки и полосатые юбки. На них, крича и размахивая своими короткими клинками, готовились напасть купцы из соседних лавок. Увидев, что я свободен и поняв, что сейчас загремит и второй пистолет, один из матросов развернулся ко мне. Взмах! – но отчаяние и ужас сделали меня куда проворней, чем обычно, и сабля лишь скользнула по броне, разрезав мне левый рукав куртки: свой меч я выхватить не успел, потому что откуда-то сбоку вдруг налетел сверкающий металлический вихрь.

Еще не понимая, что явилось моим спасением, я смотрел, как Ута, заставив купцов восхищенно отшатнуться в сторону, рубит странных моряков с саблями. Ее короткие, бритвенно острые палаши сверкнули подобно молнии, и вот один из нападавших беззвучно осел на грязные рыночные плиты с разрубленным лицом, а второй, ударившийся в бегство, рухнул, получив укол под левую лопатку. Купцы издали слитный восторженный рев. Не обращая на них никакого внимания, Ута нагнулась и, не боясь испачкать в крови пальцы, зашарила на груди первого из своих противников.

– Бежим! – крикнула она мне, сорвав что-то с его шеи.

И мы припустили по тесным улочкам рынка.

Стражники, увидев кровь на нашей одежде, что-то залопотали, но Ута прикрикнула на них, швырнула пару золотых и легко взлетела в седло. Я последовал ее примеру: страх сделал меня не только подвижным, но и сильным. Задыхаясь, я промчался через добрую половину (как мне тогда казалось) Шаркума и пришел в себя лишь тогда, когда девушка остановила свою лошадь на какой-то захолустной улице.

– Разве рашеры, – прохрипел я, – торгуют рабами? Зачем им… я? Да еще и, ты видела – купцы, они ведь хотели меня защитить…

– Благодари свои пистолеты! – огрызнулась Ута, яростно стягивая с ладоней окровавленные перчатки. – Это были не просто рашеры. Только сумасшедший кхуман мог наброситься на тебя посреди базара. Пусть Эйно решает, зачем ты был им нужен, – а нам надо убираться отсюда!

– Кто такие кхуманы? – застонал я в отчаянии. – Сколько можно этих загадок?! Меня чуть не убили, а ты…

– Тебя хотели взять живьем! – рявкнула Ута. – Вперед!

И тут я вспомнил грязного мальчишку, смотревшего на меня в сером сумраке узенького переулка. Этот же мальчишка, только уже переодетый в чистую и вполне приличную шахрисарскую одежду, попался мне на глаза, когда я входил в квартал работорговцев. Я не узнал его – но теперь, когда его лицо встало перед моим мысленным взором, как живое, я готов был поклясться – это был он. И он следил за мной!

Ута пнула свою лошадь пятками, и мы понеслись вперед. И я почти тотчас ощутил боль. Сабля моего неудавшегося похитителя, прорезав толстую кожу куртки, вспорола мне руку. Зажав повод в левом кулаке, я попытался отогнуть края разреза, чтобы посмотреть на рану, и громко застонал. Такая рана вряд ли могла быть опасной, но боль она причиняла адскую. Пальцы сжимались и разжимались нормально, онемения пока не было, значит, это была всего лишь царапина. Я сплюнул от злости и пожалел, что не успел выхватить второй пистолет. Но Ута, конечно, была права, меня спас именно этот отчаянный слепой выстрел. Неизвестно, стали бы купцы отбивать меня у трех вооруженных людей. Конечно, им, наверное, дорог порядок, да еще и в таком месте, но вряд ли они кинулись бы рисковать жизнью из-за незнакомого им паренька. А северяне действовали решительно и быстро, явно зная, что и для чего они делают.